«Столичную» приказано не узнавать — часть I

Первая встреча

1968 год. Звонок из Комитета госбезопасности: «Примите одного нашего полковника. Кто он и с чем – сам расскажет. На первую встречу никого больше не приглашайте».

Круглолицый и улыбчивый мужчина, в отлично сшитом костюме, представился: «Молодый Конон Трофимович. Я в стенах комсомольского издательства – так и зовите меня просто Конон».

На это я не решился, посему и в этих записках он именуется по имени и отчеству. Мы уселись за приставным столиком и тут, как назло, одно за другим – то телефонные звонки, то секретарша заходила в кабинет что-то подписать «из срочного», то писатели проникали тоже по «срочному» делу – с авансовыми договорами. В конце встречи мой гость подытожил увиденное-услышанное с поразившим меня своеобразием, о чем я расскажу чуть позже.

“ Меня подсадили в камеру к провалившемуся у нас разведчику-англичанину. Почти месяц запоминал анекдоты, воспринимал жаргон и все такое прочее ”

А пришел он с просьбой издать свою рукопись.

– О чем же будет книга?

– Воспоминания разведчика. (Он и те, кто звонил мне, явно знали, что одна из наших редакций издавала такие книги).

– Где же рукопись?

– Пока я без рукописи. У меня сейчас рекогносцировочный визит: узнать в принципе, согласны ли издать. О чем же мои воспоминания? Приглашаю на чашечку кофе – там и расскажу.

Поднимаемся. И тут он мне:

– Я пришел к вам с разговором минут на десять – «да» или «нет», а просидел около часа. Рассекретьте годовой доход вашего издательства. Ага, если разделить эту сумму на напрасно потерянные почти 60 минут, то убыток – несколько тысяч рублей.

Я ошарашен:

– Откуда у вас такие расчеты?

– В Британии работал в одной успешной фирме и научился ценить время.

Чашка за чашкой

Не скрою: то, что выслушал в тот день в кафе, ошеломляло. Меня приобщали пусть и к некоторым, но все-таки таинствам столь секретной профессии.

– Я стал офицером КГБ в 1951-м. За кордон послали через три года. Поработал там семь лет, но прожил побольше: на тюрьму ушло еще почти четыре года. Кое-что о моей работе прочитаете в рукописи.

Мне достало ума после уже этой порции выслушанного заверить, что быть сотрудничеству. И сожалеючи, подумал, что на этом завершится наше свидание. Поэтому напросился на вторую чашечку не очень-то любимого питья.

– Как же вас соблазнили работой в КГБ? – спросил я, выслушав, что это произошло у старшекурсника весьма престижного тогда института внешней торговли, где готовили истинно дипломатов в сфере международной экономики.

– Как-то меня пригласили для беседы и предложили «учиться» на закордонного разведчика. Я в отказ: мол, свой долг на войне с лихвой выполнил, теперь, дескать, очередь за молодежью. И чтобы меня не заподозрили в трусости, заявил: «Но если быть снова войне, так попрошусь на передовую». А он мне: «Чудак, уже идет война – скрытая, тайная, а ты…»

Конон Трофимович уточнил: «Я знал, конечно, о призыве английского премьера Черчилля, когда он приехал в США, начинать видеть в СССР врага. Но ничего не знал, что уже во время войны и особенно в послевоенные годы разведки США и Англии вели широкую подрывную деятельность против нас. Они начали агентурное наступление. Они перебросили к нам в общей сложности с самолетов и подводных лодок более ста шпионов и диверсантов». И добавил: «Нашел этот чекист ключик для меня. Пришлось дать согласие».

Я снова с вопросом: «А почему выбор пал на вас?».

– Не буду отвиливать от вопроса как бы по скромности. Видно, потому, что знал английский и кое-что кумекал из нравов американцев. Жил в США у весьма богатой тетки до 16 лет. И то выделяло, что родители – ученые, стало быть, по мнению КГБ, я являл собой не лейтенанта с окопным кругозором. Да и знали по моему личному делу, что я был в войну разведчиком. С наградами. Дошел до Берлина.

– Уговорили – и тут же началась служба?

– Так не бывает. Мне было приказано учить китайский язык.

Пояснил: «Настоящая учеба началась после того, как окончил институт».

– А чему учили?

– Много хочешь знать. Но один прием могу доверить. Меня, – выделил он с некоей особой интонацией, – «бросили в тюрьму». На Лубянке же, как говорится, «не отходя от кассы».

– Как так?! За что?

Он в ответ с хитрецой: «Практику проходил перед командировкой за границу. Меня подсадили в камеру к провалившемуся у нас разведчику-англичанину. Почти месяц запоминал анекдоты, воспринимал жаргон и все такое прочее, даже, к примеру, как держать в руке сигарету или завязывать шнурки на туфлях».

– Еще один курс обучения мне определили командировкой в Канаду. Не только для адаптации к повседневной жизни в этом недавнем британском доминионе. Было главное задание: сменить фальшивый паспорт на настоящий, канадский. Задание было исполнено: мне удалось заполучить подлинный документ.

– И если не секрет, что дальше-то?

– А чего теперь скрывать? Сперва уже с надежными документами пожил в Америке – дополнительная адаптация. Затем мне приказали отправиться в Лондон с легендой учиться. В тот университет, что не случайно был выбран Москвой. Здесь на китайском отделении доучивались несколько английских и американских разведчиков. Мне надо было сдружиться с ними с вполне понятными целями на перспективу. Забавно получилось: был в нашей группе один простоватый англичанин. Однажды за бокалом пива он мне шепотом поведал: «Сдается мне, что мы с тобой на нашем курсе единственные не шпионы». Это было признанием моей законспирированности. Но представляю его лицо, когда после моего провала в дни суда в газетах он лицезрел меня на фотографиях.

Продолжил неожиданным: «Учиться было непросто. Я ведь уже неплохо знал китайский язык. Потому, чтобы не вызывать подозрений, разыгрывал из себя новичка: в разговоре на китайском и в письменных работах напрягался, чтобы допускать ошибки.

Выговор в шифровке

И при свиданиях-встречах, и после знакомства с рукописью узнаю от Конона Трофимовича о том, как он стал «делать карьеру». Талант! Надо же, лейтенант-фронтовик и всего-то выпускник института с никаким стажем самостоятельной работы довольно быстро становится одним из шефов крупной в Англии фирмы по производству холодильников. Он не зря выбрал именно эту стезю: она давала ему возможности стать своим в верхних слоях британского истеблишмента. Услышал от него, что шаги к высокой в этой фирме должности давались нелегко: были поначалу и сбои, и ошибки, даже риск банкротства.

Было интересно выслушивать, что к концу своей предпринимательской карьеры – уже успешной – он обзавелся престижной виллой и дорогими автомобилями. Сегодня, перечитывая это признание, мне вспомнились его как бы извинительные пояснения: «Я не должен был выделяться в том обществе, которое обеспечивало нужные разведчику связи». И еще пришло в голову: богатейший разведчик по возвращении стал жить на пенсию 400 рублей, правда, одарили его еще квартирой и машиной «Волга».

Не скрою, что однажды я осмелился спросить, как жилось столько лет без жены.

– Я имел разрешение на брак в Англии. Ведь англичане могли с презрением не идти на контакты – ишь, гомосексуалист.

Я не унимался: « А настоящая жена знала?». В ответ выслушал: «Может, и догадывалась, да виду до сих пор не подает».

Снова проявляю любопытство – на этот раз рискнул произнести: дескать, ваша внешность не очень-то британская…

Он в ответ с ухмылочкой: «Так моя мордаха любого контрразведчика успокоит. Кто же осмелится быть шпионом с этакой физиономией. Я столько лет прожил в загранке и не вызывал своей рязанской внешностью ни у кого никаких подозрений».

Подумал и закончил неожиданным: «Наша фирма показала на Брюссельской всемирной выставке одно свое изделие. И оно удостоилось золотой медали. Так пошли интервью с фотографиями: я, а в руках диплом».

Он сценически умело помолчал – интриговал, затем хитрованно посмотрел на меня и молвил неожиданное: «Шифровка из Центра пришла: мне объявлен выговор за утрату-де бдительности – позволил себя фотографировать». Он пояснил, явно торжествуя: «Не понял этот чин, что такое поведение как раз-то упрочивало легализацию. Фото шпиона в газетах?! Какой английский контрразведчик догадался бы заподозрить мистера Лонсдейла с его известностью в мире бизнеса».

Много позже я кое-что узнал, как и чем способствовал Конон Молодый предотвращению планов нападения на СССР. Одно из значимых: он снабжал Москву немалым числом наидостовернейших сведений о состоянии и даже о стратегии британского флота.

Окончание читайте в следующем номере.

Опубликовано в выпуске № 49 (762) за 18 декабря 2018 года