Доцент Соколов не смог выйти из образа

Жесткое убийство доцентом Санкт-Петербургского государственного университета Олегом Соколовым молодой девушки всколыхнуло, казалось, привыкший уже ко всему народ. Но мало кто из комментаторов связал неординарное преступление с увлечением и взглядами преподавателя-расчленителя.

Соколов всерьез увлекался историей Наполеоновских войн, был автором монографий, участвовал в реконструкциях битв той эпохи, в т.ч. Бородинского сражения. И при этом непременно заявлял себя в качестве Наполеона. На меньшее был не согласен и очень ревниво оберегал это право.

Быть наполеоном в наше время непросто и небезопасно, поскольку это быстро перерастает в комплекс. Одно дело изображать гения, другое – соответствовать ему в жизни. Один из таких наполеончиков – профессиональный, в отличие от Соколова, актер – сегодня пытается управлять соседним государством. Получается не очень.

О популярности образа Наполеона среди пациентов психбольниц известно много. Почему-то именно его лавры уже которую сотню лет сводят с ума весьма незаурядных людей. То, что неглупого и весьма образованного Соколова понесло не в ту сторону, замечали многие его оппоненты. Он часто даже вне поле битвы был агрессивен, нетерпелив, пускал в ход руки, угрожал расправами, переходя от слов к делу, что подтверждается следствием. Его даже пытались образумить, но попробуйте остановить Наполеона, даже если впереди у него Ватерлоо!

“Облачение взрослого человека в несвойственные его статусу платья свидетельствует как минимум о легком психическом отклонении”

Отложив в сторону само тяжкое преступление и его мотивации, хочу обратить внимание на то, какое влияние на психику оказывает вживание в образ выбранного героя. Взаимосвязь в человеке внешнего (одежды) и внутреннего (души) давно отмечена специалистами, в т.ч. психологами. А само облачение взрослого человека в несвойственные его статусу платья уже свидетельствует как минимум о легком психическом отклонении. Но отложим в сторону медицинские тонкости и перейдем к практическим вопросам, поскольку автор знаком с участниками военно-исторических клубов (ВИК).

Кто-то из выбравших сторону противника переодевается во вражескую форму с конкретной целью: перевоплотиться в образ, максимально вжиться в него, перенимая манеры, движения. На следующем этапе идет изучение тонкостей элементов экипировки, вооружения, истории представляемого сражения (с позиции противника), тактики конкретного подразделения, погружение в более тонкие субстанции: язык, образ мысли и т.д. Все это схоже с подготовкой разведчика, которого готовят для заброски во вражеский тыл с целью внедрения.

Разница в том, что Штирлиц помнит, на кого он работает, а перед реконструктором такой задачи не стоит – это снимает ограничение на самоконтроль и не может не «цеплять» саму суть человека, уходя вглубь, в его душу. В итоге часто он сам, даже невольно, «прикипает» к персонажу. Ведь у настоящего реконструктора цель – максимально походить на того, кого он изображает в бою, на привале, среди друзей и однополчан, а потом это зачастую переносится в повседневную жизнь, входит в привычку, и человек настолько вживается в роль, что его уже «несет». И тут уже впору ставить вопрос о нравственной измене Родине.

Военно-исторические игры, устраиваемые состоявшимися людьми, далеко не безобидны, заслуживают серьезного внимания и обсуждения.

Роман Илющенко, подполковник запаса, ветеран боевых действий